– Да не нужна вам она. Русским языком говорят! Тупые вы какие-то, ей-богу…
Меня изо всех сил звезданули в глаз. Этого я добивался. В голове зашумело, но сознания я не потерял. Однако прикрыл свои серые очи и повесил голову набок.
– Слышь, он отрубился.
– Хрен с ним.
– Думаешь, он не знает, где девка?
– А хрен его поймет.
– Может, отвезем к Липке? Тот расколет.
– На хрен он кому нужен! Мусор!
– А куда его? Кончим?
– Ага. Только поспрошаем еще маненько. Ну-ка, сгоняй за водой. Да мне принеси попить.
Так. Участь, уготованная мне, была совсем не завидной. Видать, мне предстояло отправиться вслед за Олей Климовой и Андреем Седых. И, судя по всему, за Димой Полуяновым.
Вот тебе и пятьдесят штук гонорара. Кажется, вместо новой двухкомнатной квартиры в центре у меня будет однокомнатная. Очень тесная, из сосновых досок.
Но…
На протяжении предшествующего допроса я незаметно напрягал и расслаблял правую руку. Веревки на ней я ослабил. Достаточно ли, чтобы вырваться? Это можно было установить только экспериментальным путем.
Большая удача была в том, что мои ноги и вовсе оставались свободны. Мои мучители работали по-русски небрежно. Когда я изобразил из себя уснувшую гусеницу, один из бандитов – судя по всему, младший – отправился на кухню за водой.
Коридор в нашей квартире длинный. Минута, а то и две в моем запасе имелись.
По-прежнему притворяясь бездыханным чуть приоткрыл глаза.
Бандит с лампой в руке – моим бра, между прочим – стоял рядом с креслом в опасной (для него) близости.
Резко разогнув ногу, я изо всех сил ударил его в пах.
Удар получился. Бандюга сдавленно заорал. Глаза его вылезли из орбит.
Лампа выскользнула из его рук, грохнулась на пол и разбилась. Сам он скорчился. Сейчас для него ничего, кроме дикой боли, не существовало.
Из далекой кухни я слышал плеск воды. Похоже, второй не слышал нашей возни.
Не теряя ни миллисекунды, я изо всех сил рванул правую руку. Веревки держали, но стало свободней. Еще раз! Я был по-прежнему связан, но, казалось, цель близка. Бандит по-прежнему корчился на полу.
Еще!
Правая рука освободилась.
И вовремя. Бандит очухался от моего удара ниже пояса, разогнулся и надвинулся на меня.
Удара кулаком в кадык он от меня, связанного, не ожидал. Захрипел и повалился набок.
В дверях возник второй. Я видел его в свете сумерек. В руках он держал кастрюлю с водой.
Правой рукой я подобрал с пола осколок с плафона. Полоснул им по веревкам на левой рук. Разрезал их – судя по боли, вместе с кожей – рванулся.
Наконец-то я освободился от проклятущего кресла. Вскочил.
Второй, пришедший в себя от изумления, не нашел ничего лучшего, как швырнуть в меня кастрюлей. Я увернулся, и кастрюля загрохотала, разливаясь, по полу.
Я нанес бандиту удар ногой в живот, а затем, тут же – ребром ладони по шее. Он свалился как подкошенный.
Второй еще не приходил в себя.
Не теряя времени, я обыскал их. У первого изъял «Макаров», у второго – заточенную железную расческу. «Макаров» я сунул себе за пояс, заточку выбросил в окно.
Затем связал обоим бандитам руки за спиной, а рты залепил скотчем. Я постарался не повторять их ошибок и поработал на славу.
Ноги им связывать не стал.
Будем надеяться, что, когда я вернусь, их уже здесь не будет.
Я направился в ванную.
В маленькое потускневшее зеркало с выщербленной амальгамой на меня глянул разбойный тип с залитой кровью головой. Рука также кровоточила. Рубашка пострадала так, что никаким «тайдом» не отстираешь – выбирай не выбирай.
Я скинул сорочку и засунул голову под струю ледяной воды. Сперва обожгло, а потом стало легче.
Не теряя времени на перевязки, я сменил сорочку. Похоже было, что бандиты вот-вот очнутся.
Я выбежал из квартиры. Дверь запирать не стал.
Сбегая по лестнице, ощупал затылок. На нем вспухала шишка величиной с яйцо динозавра. Сотрясение серых клеточек я, кажется, получил, но черепушку мне вроде не пробили. Спасибо, ребята, вечно буду бога молить.
На пустынной Пушкинской недреманным оком горела пара окон в Генеральной прокуратуре. У здания Совета Федерации рядом с моим домом прогуливался милиционер.
Внимание правоохранительных органов мне сейчас было явно ни к чему.
Я поднял руку.
Первая же машина, едущая в сторону Пушкинской площади, затормозила.
– В Выхино, даю триста!
– Садись!
Я плюхнулся на заднее сиденье. За три сотни московский «бомбила» готов возить кого угодно – даже человека с явными следами только что совершенного преступления.
На светофоре у пересечения со Страстным бульваром частник, дедок с кустистыми бровями, обернулся, участливо оглядел меня и спросил:
– Кто ж тебя так?
– Муж застукал.
Дед понимающе промычал и вопросов больше не задавал.
Из города еще тянулись последние дачники. Рязанский проспект был забит.
«Копейка» тянула, погромыхивая, изо всех сил и кое-где разгонялась даже до 50 километров в час.
Водила дозволил мне воспользоваться его аптечкой, и я в походных условиях, скрючившись на сиденье, перевязал кое-как левую руку.
Последний удар амбала рассек мне бровь, поэтому я порвал бинт и всю дорогу прикладывал марлевые тампоны к голове. Вскоре бровь перестала кровоточить, зато башка по-прежнему раскалывалась. Меня мутило.
Холодного пивка я дома так и не успел хлебнуть, а в офисе имелось только полбутылки теплой водки. Поэтому я попросил дедка остановить у ночного магазина. Купил две бутылки ледяного пива и не менее холодную «чекушку».
Когда мы снова двинулись, я залпом выпил бутылку пива. Никакого живительного действия не ощутил и сразу откупорил водку. «Эк тебя!» – сочувственно наблюдал за мной в зеркало заднего вида дедок.