– Я поехал, – сказал Игорь.
– Давай.
– Я не удивлен, что ты опять влипла в историю.
– Я – тоже.
– Сейчас поеду по магазинам – покупать цветной телевизор, а потом сможешь найти меня в казино «Византия».
– Надеюсь, ты будешь действовать именно в таком порядке – а не наоборот.
Игорь вытянул руку, подзывая проезжающую мимо машину. Такси остановилось.
Таня на прощание помахала ему.
Павел увлек ее к машине:
– Пойдем, расскажешь мне, что к чему.
– А у тебя есть, что мне доложить?
– Есть. Информации много, – Это ради нее тебя били по лицу? Павел нахмурился:
– Нет, это я с лестницы упал.
Герман Титов стоял у окна. Это хорошо, что у него есть жалюзи. Прямой солнечный свет не мешает работать на компьютере. И никто из соседних домов не может видеть его.
Сколько он не выходил из дома? Дня четыре наверное. А может, неделю. Во всяком случае, с того дня, как в их подъезде что-то случилось.
Он видел тогда утром сквозь жалюзи милицейские машины. Мгновенный страх пронзил его: вдруг это приехали за ним ?
Он попытался отогнать подкативший ужас: ведь он не сделал ничего плохого. Пока не сделал. А вдруг они узнали, что он замышляет? Догадались?
Вдруг его приехали занять.
С ужасом, с колотящимся сердцем, он ждал звонка в дверь. Но звонка не было.
Потом он видел, как в санитарную машину грузят человека. Он был весь, с головой, в черном пластиковом мешке.
Значит, в их подъезде кто-то умер. Или скорей кого-то убили – недаром у парадного стояли милицейские машины.
Но я тут ни при чем. Видит Бог, ни при чем. Я не сделал ничего плохого!
Ближе к вечеру в тот день в его дверь звонили. Он на цыпочках подошел к двери и заглянул в глазок. На пороге стоял милиционер.
Герман отпрянул и, стараясь не шуметь, убежал в ванную. В ванной было темно. Герман не стал зажигать свет. В дверь позвонили еще раз. А потом еще.
Герман сидел тихо, и скоро милиционер ушел.
Но на всякий случай с тех пор Титов не выходил из дому.
Еда у него была. Когда он получил аванс у того бородатого дядечки, он купил в супермаркете много продуктов и пива. Морозилка вся была забита пиццей.
Раз не надо выходить из дому – значит, не надо бриться. И мыться тоже. Герман не замечал, какой тяжелый дух стоит в его квартире. Окна он не открывал.
Ему было хорошо одному. Ночами он бродил по Интернету. Но ни с кем в сети не общался. Только читал и смотрел. У Германа Титова не было друзей даже в компьютерной сети, где так легко «болтать», не видя собеседника и зная, что он тоже никогда не увидит тебя, и можно представляться кем хочешь. Лишь однажды он решился и зашел на чей-то «чат»(«Чат» от английского to chat– «болтать»: страница в Интермете, на которой пользователи в режиме реального времени «переговариваются» друг с другом.). Он не стал представляться блондином-"качком" откуда-нибудь из Ливерпуля или сексапильной маленькой китаянкой, а честно сказал, кто он: русский программист. Но что-то он сделал не так, и его невидимые собеседники прогнали Германа с «чата» с обидными надписями-криками: «You're a communist! Get out! Close the door!»( «Ты – коммунист! Убирайся! Закрой дверь!» англ.) Ничего. Скоро все изменится. В этом мире людей – подлом мире! – все решают деньги. Он это уже давно понял. И на них можно купить все что угодно.
И дружбу. И любовь. И даже материнскую верность.
Когда он станет богат, он, так и быть, позовет к себе маму. И она бросит своего муженька и прибежит к нему! Он, может быть, даже когда-нибудь простит ее…
Герман невидящим взглядом смотрел в окно и думал, на что он потратит свои деньги.
Новый компьютер – нет, лучше два. Два обычных и один ноутбук. Самое лучшее программное обеспечение.
Он уедет из Москвы. Он поселится на вилле у моря. Он купит большую светлую виллу, где никогда не будет плесени и грязи.
Он наймет горничную. Он устроит среди них конкурс. Он лично отберет самую лучшую. Самую молодую, с самыми большими сиськами. Она будет ему стирать и готовить.
И еще он обязательно разведет цветы – его мама всегда любила цветы.
Герман будет всегда есть горячую пищу, а после особенно вкусного обеда – благодарить свою горничную. Благодарить по-настоящему, по-мужски.
Герман посмотрел в окно. Ничего подозрительного не наблюдалось. Двор жил обычной жизнью. Стоял яркий субботний день. На детской площадке визжали несмазанные качели. На них меланхолично качались две девочки.
Возле магазина толпились подростки. Девушки по случаю жаркой погоды были сплошь в соблазнительных «мини». Герман присмотрелся: его Олечки среди них опять не было. Уехала? Уже несколько дней он ее не видит. И журналюги тоже не видать… Голову пронзила страшная догадка: неужели они уехали вместе?! И лежат-обнимаются где-нибудь на пляже в Анталии?!
О том, что это именно его Олечку, на которую он так любил смотреть, выносили тогда из подъезда в полиэтиленовом мешке, Герман не мог даже подумать.
И тут в дверь позвонили.
Таня позвонила еще раз. Никто не открывал. Но за дверью она слышала какой-то шорох. Потом на мгновение в глазке за дверью словно изменилось освещение, и Таня поняла: он смотрит на нее. И тогда она ласково сказала:
– Герочка, открой!
Внезапно дверь отворилась. На пороге стоял невысокий измученный подросток. На лоб ему падала копна немытых черных волос. В глазах застыло страдание.
Татьяна улыбнулась, поправила прядь своих восхитительных светлых волос и ласково сказала:
– Добрый день, Герочка! Я из деканата. Почему же вы не звоните? Вас посылают на олимпиаду в Монте-Карло, а вы не звоните. Ну, что вы молчите? Вы позволите мне войти?